«Это из сферы психологии»

Статья 207.3 предусматривает наказание до 15 лет «за заведомо ложное распространение информации о деятельности наших вооруженных сил в период исполнения обязанностей по защите граждан и государства».

Проводится зачистка инфополя, и удивительно, что этим занялись постфактум, спустя неделю после начала военных действий, когда основная масса тех, кто мог что-то понять, уже это поняла. Сейчас статья уже не будет иметь такой практической эффективности, какую могла бы.

Главное в статье, конечно, — наказание до 15 лет лишения свободы. Эта мера абсолютно не адекватна никакой законности. Она не носит юридического характера, это исключительно из сферы психологии. Мы видели по эфирам «Эха» и «Дождя», что журналисты называли вещи своими именами, это сейчас пытаются спешно погасить через обещание лишить свободы на 15 лет.

Эмоции, яркие высказывания, связанные с возмущением от того, что происходит, скорее всего будут глушиться следственным комитетом ФСБ и прокуратурой с помощью норм про реабилитацию нацизма, экстремизм. Будут, скорее всего, продолжаться разовые возбуждения уголовных дел, достаточно громкие, связанные с публичными людьми, для того, чтобы остальные замолкли. Гостайна, включая засекреченные сведения о потерях, которые сейчас становится критически важной информацией, позволяет нейтрализовать аналитическую информацию, в которой есть какие-то цифры или сведения о дислокации тех или иных войск. Через гостайну страх тоже будет поддерживаться и развиваться.

Вычленение информации в категорию с «заведомой ложностью» нужно как раз для усиления борьбы с нейтральными публикациями, по которым отчасти уже бьёт гостайна. Ее неудобство в том, что приходится признавать, хотя бы косвенно, хотя бы полузакрытым режиме, соответствие этих сведений действительности. Гораздо удобнее для властей объявить аналитическую, статистическую и другую объективную информацию заведомо ложной. Тем самым не происходит тех негативных последствий, которые случаются при возбуждении дел по разглашению гостайны.

Состав статьи 207.3, которая будет обсуждаться в Госдуме во втором чтении, не сильно отличается от статей 207.1 и 207.2. Ключевой объединяющий фактор любых фейковых новостей, по УК, — заведомая ложность распространяемой информации. Если действовать по правилам правосудия, доказать заведомую ложность неимоверно сложно.

Ещё когда возбуждались и расследовались дела о клевете, где заведомая ложность тоже является необходимым элементом состава преступления, стало понятно, что пока человек не сознается, что он врал и знал, что врёт, доказать клевету практически невозможно. Примерно то же самое и в отношении фейкньюс. А люди, которые добросовестно заблуждаются, пусть даже и сообщая какую-то недостоверную информацию, но будучи в момент её публикации уверены в том, что она достоверная, привлекаться ни к уголовной, ни даже к административной ответственности за фейкньюс в принципе не могут.

Но российская правоохранительная система, унаследовавшая советские черты, эту проблему преодолевает. В обвинительном заключении, а потом в приговоре 45 раз пишут в разных сочетаниях, что этот человек, заведомо зная, что это ложные сведения, умышленно их публиковал, фактически приравнивая умышленную публикацию к умышленной заведомой ложности публикуемых сведений. Теоретически можно было бы от этого защищаться, сохраняя все документальные следы попыток перепроверить эту информацию. Но поскольку следствие носит не просто обвинительный уклон, а репрессивно-обвинительный уклон, и суд тоже, эти доказательства, хотя и затруднят мотивировку приговора, но не послужит надёжной защитой.

В среднесрочной перспективе россияне лишаются последнего щита в виде ЕСПЧ.

Я бы рекомендовал по возможности сейчас публиковать информацию (в качестве меры по противодействию войне) не от своего имени, а анонимно или пользоваться для этого псевдонимами. Это не защищает от преследования надёжно. Если будет желание возбудить дело и найти обвиняемого, он будет найден с помощью технических возможностей следственных органов, вычисления пользователя по IP-адресу. Но это трудоёмко. Это требует создания дополнительных бумажек. Это требует интеллектуальной работы. И если нужно начальнику соответствующего подразделения за месяц сделать 20 дел, то он сделает наиболее легко доказуемые, где люди сами сознаются, от своего имени что-то публикуют, не скрываются, используют свои номера телефонов, зарегистрированные на Госуслугах. С этой точки зрения важно не быть в числе 10% самых удобных жертв.

Разберем конкретный пример. Репост в соцсетях фотографии с убитыми россиянами будет расценено как фейк? По фотографии труднее привлечь за фейкньюс, если это не фотомонтаж. А вот за подпись к фотографии привлекать удобно. Потому что если на фотографии изображены мёртвые люди, то попробуй пойми, кто они. Допустим, у них есть опознавательные знаки, по которым видно, что это российские военные. Украинцы их сфотографировали, переслали русским, те выложили в сеть. Это уже вполне может быть приравнено к фейкньюс. Любая информация, в отношении которой есть справка госоргана о том, что она ложная, даже если она де-факто соответствует действительности, в суде скорее всего не будет признана соответствующей действительности. Госорганы могут просто не возбуждать дел, они же сами решают, в отношении каких случаев публикации их возбуждать. Если на фотографии будет очевидная правда, и стороне защиты будет максимально удобно доказывать, что она соответствует действительности, то именно по этой фотографии дела возбуждены не будет, а скорее всего, будет взята в работу та фотография, по которой пойди разберись. Кроме того, в ситуации обвинительного неправосудного уклона просто будет представлена какая-то справка о ложности этой информации. А дальше судебное следствие и предварительное расследование приравняют то, что вы хотели опубликовать эту информацию, к тому, что вы хотели распространить заведомо ложную информацию, хотя момент о том, что вы знали, что это — ложь будет, фактически сфальсифицирован или опущен.

Другой пример. У вас на страничке размещены реквизиты счёта для сбора помощи беженцам. Информация об их наличии, количестве, состоянии и причинах их появления тоже теоретически может рассматриваться как распространения информации о деятельности вооруженных сил. Но даже более существенным правовым риском в связи с такой публикацией кажется не обвинение в распространении «фейк-ньюс», а в соответствии с позицией Генеральной прокуратуры — обвинение в государственной измене в виде оказания финансовой помощи враждебному государству. 27 февраля Генеральная прокуратура опубликовала на своём сайте предупреждение: «Необходимо учитывать, что оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности Российской Федерации, содержит признаки состава преступления, предусмотренного статьей 275 Уголовного кодекса (государственная измена)». Остаётся только догадываться, что они имели в виду и как широко намерены толковать эту статью УК. Но вероятнее всего, так Генпрокуратура пыталась предотвратить поток добровольцев и сбор денег на помощь Украине.

Почти в любой подобной публикации можно вычленить некую информационную составляющую, а потом максимально широко интерпретировать.

Мы всё-таки остаёмся в старой эпохе сейчас, рассуждая и пытаясь толковать законодательство с позиции легистов — людей, которые внимательно читают законы. Хотя элементы позитивизма в правоприменительной практике будут оставаться, когда будет действительно важно, что написано в законе и что написано в публикации, но действия тех, кто инициирует эти поправки, направлены на то, чтобы сейчас появилось как можно больше инструментов, таких «революционных трибуналов», действующих в соответствии со своим правосознанием, а не буквой закона — возбудить хоть что-нибудь. Есть задача потушить пожар всем, что есть под рукой, а не задача разработать некую стройную систему законодательства. Хотя одно перетекает в другое, и нагромождение поправок, безусловно, опасно. Задача — сделать то, о чём объявил Роскомнадзор несколько дней назад: объявить фейкам всё, кроме официальных источников. И инструмент для достижения этой цели — страх за то, что «я сейчас скажу неважно о чём — о беженцах, о взятии Херсона, о сдаче Херсона, о жертвах, и ко мне завтра придут с обыском, а послезавтра арестуют».

Это пытаются сделать трендом общественной мысли.