Новая холодная война

Вашингтон и Пекин задают старомодный, но узнаваемый тренд биполярности в международной политике. Арсенал каждой стороны велик и включает не только экономические, но и политические инструменты. Тема соперничества США и КНР за гегемонию в глобальной политике постоянно обсуждается в среде политических элит, интеллектуалов и академических исследователей из западного медиапространства. Очередной всплеск интереса евроатлантического мира к американо-китайской «холодной войне» связан, во-первых, с довольно резким выступлением президента США Джо Байдена на сессии Генассамблеи ООН. В нем Байден вновь назвал китайский режим «авторитарной диктатурой» и заявил, что именно Вашингтон, а не Пекин, — очевидный лидер в мировой политике. А во-вторых, внимание к конкуренции США и Китая привлекла августовская трехсторонняя встречи в Кэмп-Дэвиде американского руководства с лидерами соседей Китая, Южной Кореи и Японии: обсуждали не только экономику, но и международную безопасность, и военно-политическое сотрудничество. Главный сигнал союзников был заготовлен для пафосного финала — президент США Джо Байден, президент Южной Кореи Юн Сок Ель и премьер Японии Фумио Кисида единогласно осудили политику Китая на мировой арене, назвав поведение Пекина «опасным и агрессивным» по отношению к демократии и правам человека.

Стоит напомнить, что ещё со времен пандемии COVID-19 как в западном, так и в китайском истеблишменте едва ли не сразу заговорили о новой «холодной войне» между двумя экономическими гигантами современности — США и КНР. Напряженности в американо-китайские отношения добавляла продолжающаяся с 2017 года торговая война Вашингтона и Пекина, в рамках которой стороны поочередно обменивались то введением пошлин, то повышением налогообложения товаров и услуг, то ударами по экспорту и инвестициям.

Эпидемиологический триггер

Сам по себе глобальный слом политико-экономических традиций на фоне нынешнего кризиса в международных отношениях спровоцировал решительное и в некоторой степени даже агрессивное противостояние между Соединенными Штатами, их союзниками в Европе и Китаем. По сути, началась борьба за новый раздел мира. По крайней мере, такой позиции до сих пор придерживается существенная часть западной академической элиты. По мнению авторитетного профессора гарвардской Школы госуправления им. Джона Кеннеди Грэма Аллисона, «холодный» конфликт США и КНР можно сравнить с «ловушкой Фукидида»: Запад во главе с Вашингтоном вынужден конкурировать с Пекином, подобно тому, как великие державы Афины и Спарта соперничали во времена Древней Греции. 

С точки зрения классического политического анализа, пандемия неизбежно и наиболее существенно повлияла на динамику современных американо-китайских отношений. Вероятно, она стала поворотной точкой в «холодном» противостоянии Свободного мира во главе с Соединенными Штатами и Китаем, претендующим на роль альтернативного (недемократического) центра силы в мировой политике, за которым – с теми или иными оговорками – виден так называемый Глобальный Юг. Смертоносный вирус появился именно в Китае, и это позволило США на время получить дополнительные геополитические очки. Экс-президент Дональд Трамп довольно быстро сообразил, что выгоднее всего обвинить Китай в несобранности, безответственности и несостоятельности из-за якобы неспособности председателя КНР Си Цзиньпина удерживать ситуацию под контролем и не допускать распространения вируса за пределы страны. Запад хотел на этом примере показать развивающимся странам, что плановая авторитарная модель управления государством устарела и абсолютно неэффективна – в отличие от либеральной демократии и рынка.

Жесткая антикитайская и антикоммунистическая риторика Белого дома в первые месяцы пандемии фактически вернула западного обывателя во времена Холодной войны, когда «левые», «коммунисты» и «Советы» были главными идеологическими, экономическими и политическими врагами либерально-капиталистических стран. Только теперь их место заняли китайцы, Компартия КНР и страны, так или иначе ориентирующиеся на Китай. Трамп не стеснялся использовать, прямо скажем, сомнительные выражения типа «китайский вирус» или «уханьский вирус», подчеркивая, что Пекин должен «расплатиться» за пандемию. Более того, США утверждали, что Китай финансово и морально ответственен перед всем человечеством, и поэтому должен возмещать ущерб.

Пекин отвечал сдержанно и отрицал обвинения Вашингтона. Разумеется, дежурные пропагандистские штампы об антикитайском заговоре США и якобы империализме, заботливо подготовленные блестящими «борцами информационного фронта» из «витринных» изданий (предназначенных для зарубежного потребителя) вроде Global Times, China Radio International или CGNT, тиражировали для западной аудитории в медийной среде. Но как показали недавние социологические исследования, существенного влияния на общественное мнение в странах ЕС, Канаде или США тезисы китайской пропаганды не имели. 

Вообще, пандемия развязала информационную войну между странами Запада и Китаем. Противостояние США и Китая в медийной сфере в контексте эпидемиологического кризиса фактически вынудило обе стороны прибегнуть к активному использованию старых-добрых «вражеских голосов»: «Голос Америки», «Радио Свобода», «Радио Свободная Азия» вновь заговорили на языке идеологических сражений. На другом фланге Global Times, Международное радио Китая, CCTV, CGNT и агентство Синьхуа любым пропагандистским способом пытались уничтожить международную репутацию США.

Внешняя политика Трампа по отношению к Китаю не отличалась особым миролюбием и не была направлена на взаимопонимание. Показательно, что одним из ближайших советников республиканской администрации 2017–2021 гг. стал директор Центра стратегических исследований КНР Гудзоновского института Майкл Пиллсбери, известный радикально антикитайскими идеями. Журналисты утверждали, что Пиллсбери якобы имел исключительное влияние на Трампа во внешнеполитических вопросах, связанных с Китаем, Гонконгом и Тайванем. Именно Пиллсбери убедил Белый дом в необходимости жесткого финансово-экономического и политического давления на Пекин, в противном случае, утверждал советник, китайская Компартия может создать широкую коалицию автократий и подорвать позиции Соединенных Штатов в мировой политике. В пандемию сторонников точки зрения Пиллсбери среди элиты стало значительно больше.

Тем любопытнее, что в 2020 году, несмотря на протекционистскую политику большинства государств из-за эпидемиологического кризиса, товарооборот между США и КНР, наоборот, вырос и достиг 587 млрд долларов. Для сравнения — в последний относительно «благополучный» 2019 год тренд был негативным: американо-китайский товарооборот снизился и держался на уровне 541 млрд долларов. В 2021 году товарооборот вырос почти на 29% и составил 756 млрд долларов. В 2022 году существенных изменений не произошло — США и Китай наторговали примерно на 760 млрд.

Вот только американо-китайская экономическая война была в самом разгаре.

От войны торговой к войне холодной

При президенте Трампе Соединенный Штаты вышли, пожалуй, на кульминационную точку в торговом противостоянии с Китаем. Объясняется подобная внешнеэкономическая политика американцев рационально: китайское «экономическое чудо» последних десятилетий привело к резкому росту ВВП КНР, что, в свою очередь, способствовало обретению Пекином явного влияния в международных отношениях. Такой сценарий напрямую угрожает американской гегемонии как в мировой экономике, так и в политике. 

Но два экономических гиганта обречены на рыночную конкуренцию. Китай представляет собой мощную альтернативу не только США, но и всей западной финансово-экономической модели, опирающейся на ценности свободного капитала, частной инициативы и демократического участия. Китай умело пользуется этими ценностями, но в то же время использует и невозможные для Запада торговые приемы, к примеру, налаживает экономические связи со странами-изгоями и беспринципно пользуется нерыночными методами.

Белый дом резко радикализировал риторику в отношении китайских предприятий внутри страны и американских компаний, базирующихся на материковом Китае и Гонконге. Администрация Трампа обвинила Компартию в «краже американских рабочих мест» и попытке провести экономическую экспансию с последующим доминированием в мировой финансовой системе. В 2018 году президент Трамп ввел 10- и 25-процентные пошлины на алюминий и сталь, соответственно. Китай ответил пошлинами на 3 млрд долларов, ограничения коснулись почти 130 позиций импорта.

Война пошлин и барьеров затронула крупнейшие компании на рынке. В частности, в конце 2018 года под санкции попал китайский IT-гигант Huawei. Компанию заподозрили в шпионской деятельности на территории США в пользу китайский спецслужб. Подобная версия выглядела вполне жизнеспособной: автократические режимы нередко используют прикрытия для осуществления шпионской деятельности.

Белый дом начал агитационную кампанию, направленную на американские предприятия и бизнес, с целью заставить частных предпринимателей отказаться от использования китайского оборудования и технологий в пользу западного или японского. Телекоммуникационные компании США получили предупреждение от администрации президента, что использовать китайскую технику неприемлемо, от нее необходимо отказаться в кратчайшие сроки.

Пошлины на китайскую продукцию повышались на протяжении всего пребывания президента Трампа в Белом доме. К середине 2019 года ограничения США составили в сумме порядка 200 млрд долларов. Китай также ввел ответные пошлины на 60 млрд. США рассчитывали, что к концу 2020 года большинство крупных американских компаний перенесут свое производство из КНР в страну. Видимо, в администрации Трампа посчитали, что такой шаг простимулирует американскую экономику, в том числе при помощи увеличения рабочих мест.

В 2021 году Фонд Карнеги за международный мир назвал торговую войну с Китаем предвестницей войны холодной между демократией и авторитаризмом. Приход в Белый дом демократической администрации во главе с Джо Байденом мало повлиял на внешнеполитический и внешнеэкономический курс США по отношению к Пекину, говорилось в публикации фонда. Аналитики справедливо увидели в администрации Байдена не менее радикальных чиновников, которые ничуть не отказывались от конфронтации с КНР.

Байден так и не смог разрешить американо-китайские противоречия, хотя сам жестко критиковал оппонента Трампа за безответственную политику в отношении Китая. Изначально администрация Белого дома планировала конкурировать с Пекином в более «честном и цивилизованном формате», то есть играть по определенным международным правилам. Однако к 2022 году стало понятно, что Байден фактически продолжает санкционную политику Трампа и совершенно не намерен завершать торговую войну.

Парадоксальным образом в последние десятилетия США не спешили напрямую инвестировать в китайскую экономику. Лишь 1-2% годовых зарубежных инвестиций США уходили в Китай. Оказалось, что торговая война не выглядит чем-то катастрофическим для американцев, зато она чувствительна для китайцев. Из-за инвестиционных и импортных ограничений США страдает ВВП тех стран, с которыми у Пекина тесные экономические, исторические и дипломатические связи — Тайвань, Малайзия, Сингапур, Филиппины, Южная Корея, Вьетнам, ЮАР и другие. Это, безусловно, бьет по международной репутации КНР и по геополитическим проектам Компартии («Пояс и путь», «Сообщество единой судьбы человечества», БРИКС и другие).

Торговая война сказывается на росте ВВП и США, и КНР. Если бы сторонам удалось бы быстро прийти к компромиссу и снять ограничения, то торговый оборот между Вашингтоном и Пекином увеличивался ежегодно на десятки процентов. Это было бы выгодно не только двум экономическим державам, но и мировой экономике в целом. Однако в нынешних условиях подъема автократических режимов, включая позиционирование России на мировой арене, финансовое примирение Вашингтона и Пекина просто не представляется возможным.

Дивный биполярный мир

Торговая и идеологическая войны между США и Китаем возникли на фоне глобальных изменений в современной системе международных отношений. США — мощная сверхдержава с огромным экономическим, военно-политическим и дипломатическим потенциалом. Вашингтон по-прежнему лидер Запада и крупнейшая экономика мира. Однако Китай в последние годы действительно смог навязать решительную конкуренцию Соединенным Штатам и бросить вызов Западному сообществу. 

Пекин очень хочет разделить мир на две сферы влияния, подобному тому, как это уже было после Второй мировой войны. Одна половина мира во главе с США может быть вполне демократической, рыночной и свободной. Но вторая половина должна как бы принадлежать Китаю. Эти страны не обязательно станут союзниками Пекина, но они будут находится в экономической и культурной зависимости от китайских коммунистов. Значит, вторая часть мира будет скорее несвободной.

Вполне вероятно, что на стороне Китая выступят крупные экономики из числа развивающихся стран (Индия, Бразилия, Индонезия, ЮАР) просто потому, что такая позиция будет наиболее антиамериканской. Китай перспективен и уже довольно богат, поэтому разные страны Азии, Африки и Латинской Америки будут тянутся к Пекину как к альтернативному центру силы, будут играть на противоречиях Китая и США.

А как же Россия с её антиамериканизмом? К сожалению, для развивающихся стран поддерживать Россию и её дипломатический курс в нынешних условиях не имеет большого идеологического смысла.

США пока пытаются действовать с классических позиций лидера миропорядка. Но на Западе нарастает обоснованное беспокойство укреплением экономического и политического влияния Китая. Даже внутри Соединенных Штатов все чаще звучат тезисы, что Вашингтону невозможно бесконечно долго находится в позиции «царя горы», игнорировать международную конкуренцию. 

Профессор международных отношений Университета Цинхуа Янь Сюэтхон справедливо отмечает, что эпоха демократизации, пришедшая в 1990-х на смену холодной войне между США и СССР, постепенно заканчивается. Нынешние условия не позволяют рассчитывать на многополярный мир с разными центрами силами. Наиболее вероятный сценарий при условии сохранения текущих тенденций в мировой политике и экономике — это оформление биполярной системы 2.0. 

Схожей точки зрения придерживается директор Института Фримена Спогли в Гарварде, бывший посол США в РФ Майкл Макфол. Макфол убежден, что биполярная система оформляется на наших глазах. При этом дипломат не считает, что это обязательно приведет к холодной войне между Западом и Китаем. Скорее, изменения повлияют на общую архитектуру миропорядка.

Внешнеполитическая амбициозность

США и Китай не только обмениваются взаимными санкциями, информационными атаками и дипломатическими ударами. Вашингтон и Пекин активно работают на внешнеполитическом направлении в сфере «мягкой силы» – прежде всего, в развивающихся странах, что понятно.

Но Китай присматривается и к Европе, хотя она и считается находящейся под американским влиянием.

Критически важным фактором становятся геополитические проекты, направленные на укрепление доминирующей роли США или КНР в международных отношениях на фоне конкуренции за гегемонию. Наиболее чувствительные для безопасности Китая международные союзы созданы Вашингтоном в последние годы с явной целью — сдержать китайское влияние в Азии. Выделяются союзы QUAD (Четырехсторонний диалог по безопасности, 2017) и AUKUS (Альянс США, Великобритании и Австралии, 2021). Идеологически все американские проекты традиционно выдержаны в духе западной демократии с акцентом на общих евроатлантических ценностях.

QUAD объединяет США, Австралию, Индию и Японию. Это близкие союзники американцев в Азии и довольно мощные в военном плане страны. Подобный военно-политический союз в Азии сильно ограничивает возможности Китая, в первую очередь, из-за конфликтной ситуации на границе с Индией. Япония — вообще один из главных политических, экономических и идеологических соперников КНР. Исторически китайско-японские отношения складывались очень сложным образом. И сейчас эти страны оказались вновь по разные стороны баррикад. Австралия также настроена крайне антикитайски и всячески поддерживает, например, независимость Тайваня и свободу Гонконга.

Союз AUKUS был создан как «азиатско-тихоокеанское НАТО» в качестве военно-политического блока ближайших союзников — США, Великобритании и Австралии. Помимо наличия силового потенциала, огромную роль в AUKUS играют спецслужбы. Американская, британская и австралийская разведки тесно связаны между собой и имеют серьезную агентурную сеть в Юго-Восточной Азии. Она всячески используются правительствами этих стран для системной аналитики политических процессов в регионе.

НАТО тоже в некоторой степени выступает в качестве инструмента усиления влияния США на мировую политику. Блок и был создан для функционирования в условиях холодной войны, поэтому в период конкуренции с КНР актуальность Североатлантического альянса не вызывает сомнений. Как минимум, это веская причина для Пекина не начинать «горячий» конфликт с Тайванем, чтобы не вовлечь в войну весь блок НАТО.

Однако Запад беспокоит тот факт, что КНР постепенно выстраивает пояс геополитических проектов, которые направлены на расширение китайского влияния в мире. Китай делает особый упор на экономику и вкладывается преимущественно в бедные страны Африки и Азии. Среди наиболее перспективных инициатив КНР последних лет — «Один пояс, один путь», «Сообщество единой судьбы человечества», «Китайская мечта», частично Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и БРИКС.

Инициатива «Один пояс, один путь» зародилась в 2013 году, когда председатель КНР Си Цзиньпин сформулировал идею объединения стран Азии, Африки и Европы под эгидой единого рыночного пространства и взаимного сотрудничества в гуманитарной и социальной сферах. Главная цель «Пояса и пути» состоит в том, чтобы создать новые механизмы экономического развития, в том числе для небогатых государств. Финансирование проекта со стороны Китая уже составляет более 900 млрд долларов. 

«Один пояс, один путь» позволяет Пекину инвестировать в азиатские и европейские страны, шаг за шагом «переманивая» на свою сторону нуждающиеся в деньгах и современных технологиях страны. Благодаря «Поясу…» Китай сумел фактически подчинить себе всю Центральную и Юго-Восточную Азию. Если «Пояс…» опирается в большей степени на экономику, то, например, в ШОС Пекин выступает скорее с политических позиций. Но с совокупности внешнеполитическая репутация Пекина растет весьма быстрыми темпами. ШОС для Китая, помимо прочего, — еще и отличная возможность вытеснить Россию с постсоветского пространства.

Личные инициативы Си Цзиньпина вроде «Сообщества единой судьбы человечества» или «Китайской мечты» в первую очередь направлены на подъем экономической мощи КНР. По замыслу руководства Компартии, именно экономический рост и стабильность позволят Китаю стать «центром мира», истинным «срединным государством». Эти проекты привлекательны с имиджевой точки зрения. Зависимые партнеры видят в новом Китае модель будущего с большими перспективами развития. Пекин всячески показывает, что он смотрит вперед, а не назад, в то же время сохраняя древние традиции и ценности.

Однако китайские инициативы представляются крайне опасными для человечества, равно как и советский коммунизм казался абсолютной угрозой для свободных стран с функционирующей рыночной экономикой, работающими демократическими институтами, гражданским самосознанием общества. Китайская альтернатива — это всего лишь «антиамериканская сказка», наполненная красивыми лозунгами о более справедливом распределении ресурсов и «угнетении» развивающихся стран. На деле, победа Пекина в глобальной политике будет означать тотальное уничтожение всех достижений Западной цивилизации, начиная с древнегреческой демократии и заканчивая Чикагской и Австрийской экономическими школами.

Идеологическая борьба США и Китая — это долгосрочное противостояние, где победитель «получает все» по принципу All In. Биполярная система впоследствии может вновь трансформироваться в однополярный мир, где единственным центром силы будет либо снова Вашингтон, либо внезапно коммунистический Пекин. Но мир, в котором утопическая автократия становится единственной сверхдержавой, выглядит наименее безопасным и наиболее нестабильным в истории. Возможно, американоцентризм — не худшая модель для жизни.