Почему Западу сегодня вряд ли что-то угрожает
Пару недель назад на канале информационного агентства Bloomberg вышли два продолжительных интервью Фрэнсиса Фукуямы, которые я бы советовал посмотреть всем, кто интересуется современными глобальными трендами. Не стану пересказывать мысли творца концепции «конца истории», но хочу поделиться кое-какими соображениями о текущем моменте.
Мне давно кажется, что погружаясь в суету с начала пандемии, а потом и «специальной военной операции», мы забываем о больших трендах, формирующихся у нас перед носом. Мы по-прежнему живём в мире Химерики (Chi от China, Китай, -merica от Америки; экономический симбиоз двух стран, термин Морица Шуларика и Нила Фергюсона) — но плотность взаимодействия Китая и США резко сократилась. КНР только что перестал быть крупнейшим поставщиком товаров в Соединённые Штаты, уступив Мексике. Мы по-прежнему думаем, что интеграция Китая и Запада идёт по нарастающей, хотя китайские инвестиции давно уже ждут только в Африке и Латинской Америке. Иностранные инвесторы впервые за 40 лет начинают выводить капиталы из Китая, а агрессия России против Украины сплачивает западный мир никак не хуже, чем гонка вооружений времён холодной войны.
Что напоминает мне эта картина? То время, когда Фукуяма написал прославившую его статью. Сегодня американцы говорят, что Китай и Россия выглядят основными вызовами США: Китай как почти равный конкурент в хозяйственной и технологической сферах, Россия как рисковый игрок, способный дестабилизировать ситуацию в мире. Но не похожей ли была ситуация 35-40 лет назад, когда СССР засовывал голову в афганскую петлю так же, как сегодня Россия — в украинскую? И особенно похожей она была ещё и потому, что на востоке поднималась Япония, которая, как считалось, была обречена обогнать США к началу 2000-х годов. Но на рубеже 1980-х и 1990-х обе этих угрозы, как говорится, «слиняли за три дня».
Советский Союз столкнулся с политическим кризисом и распался, Япония «схлопнулась» финансово и отправилась отдыхать почти на двадцать лет. Причины ясны: в первом случае огромное геополитическое перенапряжение на фоне сырьевого хозяйства; во втором — усиленное строительство совершенной индустриальной экономики (an ultimate industrial economy, см.: Sakaiya, Taichi. What is Japan? Contradictions and Transformations, Tokyo, New York: Kodansha International, 1995) в условиях надутого государственными деньгами кредитного пузыря.
Сильно ли происходящее сегодня отличается от ситуации 35-летней давности? Да почти никак. В России то же милитаристское безумие и пикировки с Западом при даже возросшей зависимости от технологического импорта. В Китае — самый большой в мире долговой пузырь (долги только региональных и местных органов власти оцениваются в $23 трлн) и переоцененная недвижимость (цены на квартиры в Пекине выросли более чем в 12 раз за последние 15 лет) при 30 миллионах свободных квартир и снизившихся в этом году на треть продажах жилья; фондовый рынок потерял 47% с 2008 г.; экономика медленно восстанавливается после пандемии. В июле в стране зафиксирована дефляция, а оборот внешней торговли продолжает снижаться. Экономики России и Китая сегодня очень связаны — если Китай сорвется в штопор, Москве мало не покажется! (Хотя даже падение японского импорта нефти на треть между 1981 и 1986 гг. стало значимым фактором обрушения цен во второй половине 1980-х, последствия которого всем нам хорошо известны). Запад заметит этот кризис не более, чем «азиатский» кризис 1997–1998 гг.
Очень популярны досужие разговоры о «необеспеченных долларах» и «зависимости Запада от поставок сырья», но Европа и Северная Америка сейчас намного более самодостаточны, чем в 1980-е годы. В 1988 г. 27% всех проданных в США автомобилей были импортированы из Японии, сейчас китайские машины вообще не присутствуют на американском рынке. В начале 1980-х США импортировали 8 млн баррелей нефти в день, а в прошлом году стали её нетто-экспортёром, зато 12 млн баррелей ежедневно ныне закупает Китай. Даже американский долг сегодня размещается в основном на внутреннем, а не на международных рынках, как это было в конце ХХ века. Атлантическая экономика от Канкуна до Хельсинки и от Ванкувера до Анкары едина как никогда: даже казавшаяся непреодолимой зависимость Европы от российских энергоносителей исчезла как страшный сон всего за несколько месяцев.
Я не собираюсь ничего предсказывать и выступать алармистом, но ещё с конца 1990-х годов я повторяю, что возможности «догоняющих» индустриальных стран опережать лидеров (что многократно происходило в прошлые столетия — кейсы Великобритании, Германии и США тому свидетельства) в эпоху экономики знаний и социального капитала исчерпаны (см.: Иноземцев, Владислав. Пределы «догоняющего» развития, Москва: Экономика, 2000). И поэтому я вполне допускаю, что лет через пятнадцать заархивированные посты и статьи наших дней студенты будут читать с таким же неподдельным удивлением, с каким мы сейчас узнаём об опасениях американцев проиграть Советам в космической гонке и перелистываем пожелтевшие страницы мирового бестселлера конца 1970-х, называвшегося Japan as number one.