Это заметки о нормах нашей жизни и о том, что с этими нормами произошло. Но мы начнем с такой привычной темы, как «рейтинг Владимира Путина»
Как мы не раз поясняли, так в прессе обычно называют показатель, получаемый в ходе опросов общественного мнения. Это выраженная в процентах от всех опрошенных доля ответивших «одобряю» на вопрос «вы в целом одобряете или не одобряете деятельность Владимира Путина на посту президента РФ?».
Важность этого показателя, во-первых, в том, что он свидетельствует, насколько в обществе велика тяга объединиться, сплотиться вокруг некоторого символического центра. В этом смысле он является и важным показателем состояния российского социума. Во-вторых, за его динамикой, как выясняется, пристально следят в этом самом символическом и реально политическом центре. И реагируют на его изменения.
Держаться гуртом возле власти
Рейтинг Путина бывает на уровне около 60%, это его нижний предел, и в это время доля выражающих неодобрение бывает выше 35%. Но бывал и на уровне 88% — это было в 2008 году (война с Грузией), и в 2014 (присоединение Крыма). Доля неодобряющих в такие моменты сокращается в три раза по меньшей мере.
В конце 2021 года мы в очередной раз фиксировали близость рейтинга ко «дну». Было видно, что снизилось стремление держаться гуртом возле власти. А таковой это кажется опасным. В предыдущие разы за таким снижением следовали репрессии внутри и военные акции вовне. Действовали по знаменитому рецепту о «маленькой победоносной войне». И, как видно из сказанного выше, помогало.
Сейчас мы находимся более года в ситуации не-маленькой не-победоносной не-войны. Но и эта ситуация оказывается способной поднять рейтинг. Он пошел вверх, когда началась концентрация войск на западной границе, шли учения и запахло войной. А с началом СВО рейтинг вышел на уровень 83% и так держался — за исключением трех месяцев небольшого снижения ввиду шока от мобилизации. Сегодня он даже подрос до 84%.
Этот показатель говорит одновременно о том, что люди одобряют ту политику, которую проводит Владимир Путин, и что она заставляет их искать спасения от возможных опасностей (раз начали военную операцию, появился риск мировой войны, ее боялось тогда абсолютное большинство россиян) в символическом сплочении вокруг власти.
Ненормальная стабильность
Были те, кто поняли сигнал иначе. Вместо того чтобы сплотиться, они бросились врассыпную. А среди оставшихся 14% вслух выразили неодобрение деятельности Путина. Может быть надо сказать на этом основании, что до полного тоталитаризма мы (еще) не дошли. Но и того, который налицо, достаточно, чтобы обеспокоиться о будущем страны.
Вот теперь переходим к разговору о норме. Война для современного общества — экстраординарное состояние. Специальная военная операция, как нам объяснили, — не война, а еще более специальное состояние. Превращение же чего-то чрезвычайного в обычное, рутинное означает аномию, превращение в нормальное, того, что в обычной жизни считалось ненормальным. «Война все спишет» — эта мудрость говорит именно о такой деформации норм. А это происходит на уровне политики государства: участием в военных действиях списываются преступления и полагавшиеся за них наказания.
О том, что нормализуется ненормальная ситуация говорит воцаряющееся спокойствие благодушие граждан. Две трети рапортуют о своем «нормальном» состоянии. А последняя треть разделена ровно пополам между теми, кто называет свое настроение просто «прекрасным» и теми, кто испытывает напряжение и раздражение. Замечательное равновесие на пятнадцатом месяце специальной военной операции.
Ее длительность — в отличие от того, что можно было бы подумать, сама по себе, как оказалось, есть стабилизирующий фактор. Для россиян в постсоветские времена чрезвычайно болезненным был вопрос о завтрашнем дне. Нынешней власти ставили в пример советскую власть, при которой, как стало принято думать, у всех была уверенность в завтрашнем дне. Мол, тогда была, а теперь нет.
Но вот, на пятнадцатом, повторим, месяце 61% россиян заявили, что они чувствуют уверенность в завтрашнем дне. Ну, понятно, что более всех нынешние времена пришлись по нраву сословию бюрократии. Там уже не две трети, а почти три четверти почувствовали, что для них завтра все будет как сегодня, а то и лучше. Удивительно другое: даже среди безработных лиц, выражающих эту уверенность, оказалось больше, чем неуверенных. То же самое среди жителей деревни. Значит смена понятий о нормальной жизни проникла и в наименее социально обеспеченные слои общества (правда, среди тех, кто относит себя к самым бедным, остается преобладающей прежняя неуверенность в завтрашнем дне. Но и в этой среде более 40% говорят об уверенности в нашем завтра).
Телевизионный миф о Западе
Можно попытаться реконструировать, как общественная мысль пришла к описанному изменению понятий о нормальном.
Начать придется издалека.
Когда воевали с Грузией, когда решали вопросы с Донбассом и Крымом, во всех этих случаях российской публике объясняли, что реальный противник, над кем одержана или должна быть одержана победа, это не Грузия и Украина, а исторический соперник России — «Запад», «коллективный Запад», главой которого являются США. По их воле, убеждает россиян пропаганда, Украиной завладели фашисты и нацисты. Россия воюет не с братским украинским народом, с ними и со стоящими за ними США и вообще «англосаксами».
Противостояние Западу — политический миф, который характерен для многих обществ в мире в ХХ и ХХIвеке. Российская пропаганда помогала людям формировать отношение к происходящему на полях Украины как событиям из этого мифа, а не как к страшной реальности войны. (Поэтому, в частности, большинство россиян не считают себя лично ответственными за несчастья и разрушения в Украине). Только массовая мобилизация заставила многих — на момент — ощутить драматичность происходящего.
Здесь уместно сказать о роли российского телевидения в этом процессе. Эта роль безусловно очень велика. Самая многочисленная категория российского населения, и также, что важно — электората — это пожилые люди. Они же — наиболее широкая база поддержки Путина и его политики. Особенности советской и постсоветской истории сказались в том, что на сегодняшний день часть населения, обладающая минимальным социальным, культурным и финансовым капиталом это пенсионеры. Эти люди (в значительной части одинокие пожилые женщины) находятся в полной материальной зависимости от государства. Они находятся от него и в полной информационной зависимости. Большая их часть проживает в малых городах и в деревнях. Их единственный или главный источник информации о происходящем за пределами их непосредственного окружения — контролируемое государством телевидение. (Они в минимальной степени используют интернет). О происходящем в Украине эти люди знают только то, что им покажет и расскажет телевизор.
Но, указывая на столь важную роль телевизора во влиянии на мнения этой категории населения, да и всего населения в целом, следует сделать оговорку. Общую картину мира, в частности, мифологическую версию истории России как вековечной борьбы с чуждыми силами с Запада, российское телевидение не создало, оно ее лишь использует, оформляет, истолковывает. Оно само, его идеологи, его авторы находятся внутри нее. Собственно, это же можно сказать и о тех, кого россияне и видят только по телевизору — своих высших руководителей.
Расходование накопленного
Те, кто в нынешние времена смел придерживаться другой версии того же мифа, говорящей о важности для России брать у Запада его культуру, его науку, его искусство, стали подвергаться нарастающему административному давлению, поношениям в массмедиа. Им объяснили, что их время кончилось. Их спектакли закрывают, их книги прячут, им нет места на телеэкране. Не удивительно, что многие из них сочли, что им не осталось места в родной стране и они ее покинули.
То, что происходит с социальными нормами, их переворачивание и переиначивание, а затем привыкание к этим новым понятиям о добре и зле, враге и друге, Западе и Востоке — не впервые в нашей истории. Недаром многие с восторгом вспоминают времена Николая Первого и Александра Третьего. Наверное дойдет дело до ностальгических воспоминаний о конце тридцатых, о конце сороковых. Да, происходило моральное импортозамещение: все наше объявлялось превосходным по сравнению со всем ненашим, и на место лучших друзей ставились армия и флот, армейские порядки (слушать команду и не рассуждать) во всем брались за образец и тогда университеты лишались лучших профессоров. Увы все это было.
Сейчас мало вспоминают о наступившем-таки возвращении к норме. Восстановлением норм называли то, что началось с постановлением ХХ съезда КПСС. Четким выражением возврата к норме был процесс реабилитации. То, что мы на социологическом языке называем аномией, на твердом юридическом языке было названо нарушением законности.
Вспоминая эти циклы нашей истории, нельзя не горевать: сколько жизней принесено в жертву, погублено, пока царят перевернутые нормы. И ведь эти люди погибли от рук не врагов на войне, а «своих» и в мирное время. (Потом следующие «свои» убирали этих, потом приходил и их черед).
Можно помечтать, что за страна была бы, если бы все, кого лишили жизни или лишили возможности свободно жить, делали бы свое дело — сколько они бы сделали, сочинили, изобрели, построили… Если бы все, кто ее покинули, остались бы и творили бы нам всем во благо…
Перевернутые нормы по самой своей сути обречены. Они не креативны, они живут расходованием накопленного до них. Беда в том, что они утратят силу лишь тогда, когда его израсходуют.
Но наша трудная история есть одновременно и основание для того, чтобы сохранять верность непереиначенному добру. Есть мудрые слова:
Добра больше, даже если его меньше.
