старший научный сотрудник ИЭП им. Гайдара, PhD
Условия финансирования из бюджета превращают науку в скоростную гонку — и не за результатами, а за получением нового финансирования
Не слишком впечатляющие результаты российской науки многие эксперты объясняют сравнительно скудными расходами на нее. Финансирование российских ученых по отношению к ВВП — 1,1% в последние годы до пандемии COVID-19 — вдвое-втрое отстает от уровня многих ведущих экономик.
Однако проблема не только в сумме, но и в том, как эти деньги тратятся, — в структуре финансирования. Федеральный бюджет, который является основным источником финансирования исследований (доля государственного финансирования существенно выше, чем в других странах, — более 60%), часто предпочитает субсидировать краткосрочные, т. е. рассчитанные на год, проекты. А условия финансирования фактически сокращают время исследований до нескольких месяцев.
В соответствии с этими условиями исследователь должен опубликовать полученные им результаты до конца календарного года. Но завершено исследование должно быть значительно раньше, поскольку процесс рассмотрения статьи в научном журнале занимает несколько месяцев. Нередко на работу остается полгода, а то и меньше. Для многих областей науки, например для социальных исследований, это чрезвычайно маленький срок.
Предельно ускоряться ученого вынуждает и множество других обязательств, связанных с исполнением работ, финансируемых госбюджетом. Результаты годового исследования часто должны быть представлены в виде нескольких дополняющих друг друга работ. Все они требуют времени, ввиду чего, образно выражаясь, происходит каннибализация одних работ другими.
Для сравнения: в ведущих мировых университетах (в число которых за счет завершившегося проекта 5–100 безуспешно старались попасть российские вузы) от начала работы над исследованием по определенным видам социальных наук и до публикации в журнале проходит 2–2,5 года, порой и больше. Такой срок позволяет тщательно проработать и обсудить на семинарах и конференциях методологию исследования, собрать и оцифровать в архивах требующиеся данные или получить их при помощи инструментов data science, осознать и отразить в работе ограничения полученных результатов и т. д.
Очевидно, что все это недоступно ученому, если на работу у него есть всего 4–6 месяцев. В качестве методологии приходится использовать наработки других исследователей, как правило работающих в ведущих мировых научных центрах. Иными словами, просто подставлять свои данные в алгоритмы, разработанные другими исследовательскими командами. А в качестве статистики чаще всего приходится использовать российские общедоступные данные, хорошо известные и многократно использованные другими исследователями.
В результате работы по глубине проработки проблемы в большей мере напоминают научный консалтинг, а не науку. Они представляют собой использование научных методов для получения быстрых и довольно общих ответов на те или иные вопросы, которые возникают у заказчиков исследований.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что российская наука дает более скромный результат, чем могла бы даже при таком финансировании. Бюджет нередко финансирует скорее не науку, а научный консалтинг или даже простое аналитическое обсуждение вопросов государственной политики. В результате государство вынуждено опираться в своей политике не на доказательную науку, не на глубокие исследования и изучение причинно-следственных связей, а на поверхностные результаты и плохо проверенные гипотезы. Что, конечно, снижает эффективность госполитики.
Прикладная ориентация науки и ее обязанность консультировать государство сложились в 1930-е гг. Российская наука так или иначе переняла черту госуправления — краткосрочность проектов, в том числе тогда, когда требуются проекты среднесрочные или долгосрочные.
Научная бюрократия не пытается решить проблему, предпочитая вместо этого выполнять административные функции строго в рамках установившейся системы финансирования и управленческой иерархии. Порой она сама работает на количество и скорость исследований — больше и быстрее, — чтобы выполнить KPI и сохранить, а по возможности и нарастить финансирование. В итоге организация науки отдельными сторонами все в большей мере начинает напоминать так называемую палочную систему в МВД.
Разумеется, качество исследований страдает не только из-за особенностей структуры финансирования и его уклона в краткосрочные проекты. Российская наука также испытывает проблемы с отбором научных кадров, отличается чрезмерной иерархичностью и сталкивается со многими другими сложностями. Однако проблема структуры финансирования в немалой степени приводит к тому, что результаты значительной части исследований с трудом можно охарактеризовать как научные.