Потоки хмельного пития всегда порождают потоки денег. На бытовом уровне понятно: резко меняется структура личного потребления, растет задолженность (одолжи на опохмел), есть выигравшие и проигравшие (это значит, что вы с мамой будете меньше есть). Но кто получает больше от роста потребления алкоголя: транснациональные пивные корпорации, импортеры вина или региональные водочные компании? Выигрывает ли бюджет от роста акцизных доходов (с каждой бутылки пива, например, 19 рублей прямиком идет в казну) или же теряет (растут затраты на здравоохранение и охрану порядка)? Выигрывает ли от пира на весь мир сетевой ретейл или же подпольный бизнес?

Как водка армию кормила

Хлебное вино (а слово «водка» было малоизвестным примерно до начала ХХ века) появилось на Руси в середине XVI века. Первые достоверные упоминания о нем сразу же курьезные. Случалось, русское воинство напивалось и на утро, на больную голову, бывало разгромлено татарами. Но крепким алкоголем из обоза Мамая русское воинство отметило победу на Куликовым полем.

Модель государственного регулирования и отношения к водке в России сложилась при Иване Грозном. Молодому и амбициозному царю нужны были деньги, а появление огнестрельного оружия сделало регулярную армию очень уж дорогой игрушкой. Сперва Иван Четвертый открыл кабак только для опричников, но идея оказалась удачной, и царь ввел государственную монополию на водку.

С изменениями она существует уже полтысячи лет. Водка отныне продается в государевых кабаках, руководят которыми не купцы-частники, а государственные чиновники, целовальники (поступая на должность они давали клятву свято блюсти интересы государя и казны и целовали крест).

Важно отметить, что за боярами, тогдашней служилой знатью, сохранялось право на винокурение и продажу алкоголя. Производство и продажа водки и в России всегда были больше чем просто бизнес, тут всегда переплетались интересы государства, привилегии правящей верхушки, оставалось в цепочке создания стоимости и место для частной инициативы и предпринимательства, но только на отдельных этапах и на жестких условиях.

В работе русского кабака и целовальника сразу проявляется двойственность. С одной стороны, стоит задача максимально повысить продажи хмельного, чтобы наполнить казну. Для этого, например, в кабаках не продают еду (закуска крадет не только градус, но и государеву копейку), а вход женщинам запрещен, чтобы не отвлекали мужчин от дела государственной важности. С другой, — нет-нет, да промелькнет забота о народе. В каждом кабаке, например, должна была быть «гунька» — самая простая: ношеная тряпка, в которую мог бы обернуть свой срам человек, пропивший свою одежду. В те века выражение «гунька кабацкая» было синонимом крайней нищеты и отчаяния.

Кабаки меняли названия, переименовывались в «государевы кружечные дворы», «питейные дома», но мало меняли свою суть.

Золотой век русской водки

Сильно ли зависила Россия от «пьяных» денег? Да.

Даже очень. В XVIII веке, уже после реформ Петра и введения прямых налогов (подушная подать), водочные акцизы составляли примерно половину дохода государственного бюджета. Намного выше, чем в других странах Европы (от четверти в Англии до скромных 5-6% в Пруссии). За 140 лет после Петра доходы казны от водки увеличатся в 335 раз! Монополия внешней торговли, прямые поборы с крестьян (подать и оброк) и спаивание казенной водкой — таким был финансовый фундамент золотого века Екатерины Великой и Александра Благословенного, его изнанка, тёмная сторона.

Поверхностная европеизация Петра и его наследников привнесла в русскую культуру пития три важных момента.

Во-первых, это появление узкого класса и моды среди него на престижные импортные напитки. Ко двору «веселой императрицы» Елизаветы закупалось отнюдь не местное хлебное вино, но «вина венгерские и рейнские, водка данцигская, ром карибский». Герои 1812 года и Александр Пушкин с лицейскими друзьями выпивали до половины производившегося на тот момент в мире французского шампанского. Этот разрыв во вкусах между элитами и массами, особая престижность импортных напитков сохраняется и ныне.

Во вторых, при Елизавете Петровне государство решило не контролировать продажу водки административными мерами напрямую, а щедро поделиться доходами от винокурения со своей социальной опорой — дворянами. В 1754-1755 было предписано «сломать купеческие винокуренные заводы», а «вино курить дозволяется всем дворянам и их фамилиям, а прочим никому».

Наибольшие выгоды от установления такой монополии на винокурение получили крупнейшие сановники и сенаторы Петр Шувалов, Александр Нарышкин, Иван Трубецкой, Алексей Голицын, Иван Одоевский и другие знатные персоны.

XVIII — золотой век русской водки. Освобожденные от обязательной службы дворяне начинают экспериментировать, улучшать рецептуру и пробовать новые методы очистки. Сейчас эти традиции хоть как-то пытаются возродить энтузиасты самогоноварения. Но это были элитные игры и развлечения, а народ в массе своей пил дешевые водки плохой очистки.

На передний план алкогольного рынка в России, выходит фигура откупщика — частника, который выкупал право торговать водкой и платил налоги в казну, а доход получал от перепродажи народного напитка народу же, но втридорога. То есть продавать водку помещики-винокуры имели право только откупщикам или напрямую казне: «Винокурить им для поставки на продажу в питейные домы по договорам с откупщиками, или подрядам с казенными местами только». Система откупов учла интересы государства, служилой элиты, предприимчивых купцов-частников, вот только никак не способствовала становлению в России культуры трезвой и зажиточной жизни. Спасибо матушке-императрице, что хотя бы дозволила закусывать. Немалый дополнительный доход откупщику отныне обеспечивала «харчевая продажа», то есть торговля закусками.

Трезвый бунт

К середине XIX века система себя изжила: доходы казны и помещиков падали, откупщики богатели, а крестьяне просто нищали. Бывало, крестьяне целыми деревнями давали зарок трезвой жизни — и не по соображениям здоровья, а в знак протеста против высокой цены на водку. Тогдашние силовики (Третье отделение) увидели в народном движении угрозу не только государственному бюджету, но и строю: испугались низовой инициативы, возможности простого народа самоорганизовываться, действовать в своих интересах коллективно.

Так или иначе либеральный дух великих реформ Александра Освободителя, отмены крепостного права совпал с отменой системы винных откупов в 1863 году. На свободном рынке цены на водку упали в разы. В городах и деревнях люди отмечали это как праздник. Полицейские донесения тех дней пестрят сообщениями о массовых попойках, драках и беспорядках.

Справедливости ради надо отметить, что доходы от винной торговли, которые оседали в руках откупщиков и трактирщиков, не пропали даром. Если государство тратило доходы на войну и внешнеполитический престиж, а дворяне на красивую жизнь и статусное потребление, то торговые люди инвестировали свои доходы от продажи водки в дело. Промышленный рост и железнодорожное строительство второй половины XIX века, становление финансового сектора и вообще капитализма в России во многом случились благодаря пьяным деньгам.

Но это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. К концу века государственные финансы в очередной раз оказались в плачевном состоянии, и в 1894 году в России вводится новая винная монополия, которую связывают с именем министра финансов и будущего премьера Сергея Витте. Водка и все прочие спиртные напитки производились и продавались свободно, но были обложены акцизом (а импортные — еще и ввозной таможенной пошлиной). Винокуренные заводы могли принадлежать частным предпринимателям, однако производимый ими спирт принудительно выкупался по фиксированной цене казной, проходил акцизную очистку на государственных складах и продавался в государственных же винных лавках. В 1913 году общая выручка от винной монополии составила 26% доходов бюджета России. Налоги, уплаченные водочным магнатом Петром Смирновым, превосходили расходы государства на ведение Русско-японской войны.

С введением этой монополии связано и формирование стандарта крепости русской водки, 40 градусов, который существует и ныне. В комиссию, установившую эту крепость, входил и великий химик Дмитрий Менделеев — вопреки легенде, не он был автором этой идеи, да и ко вкусовым качествам 40-градусная крепость не имеет отношения: это просто удобная фискальная мера, упрощающая расчеты. А предложил ее министр финансов Михаил Рейтерн.

Поддержка любого режима

Монополия просуществовала до начала Первой мировой войны, когда в России был введён сухой закон. Изначально это была временная мера, которая должна была способствовать нормальному ходу мобилизации в стране. Но постепенно Николай II укрепился в правильности принятого закона и говорил уже по-другому: «Я уже предрешил навсегда воспретить в России казенную продажу водки».

Однако строгость российских законов, как известно, компенсируется необязательностью их исполнения: у государства не было возможности строго контролировать производство и потребление спиртного, а в хаосе начавшейся гражданской войны стало и вовсе не до борьбы с самогонщиками. Захватившие власть большевики, не стали изобретать велосипед, и в январе 1924 года возродили в общих чертах государственную монополию на алкоголь. Новая казённая водка, по фамилии тогдашнего премьера в народе стала называться «рыковка». Ее отличала особенная и непривычная крепость — 30 градусов. Спорный, конечно, вопрос, стоило ли из-за десяти градусов крепости так долго воевать. В Советском Союзе государственная монополия не была чем-то особенным и просуществовала до самого конца.

Зависимость государственного бюджета от пьяных денег с продажи водки неизменно росла. Сибирская нефть и русская водка на десятилетия продлили существование советской власти. Но неуклонно росло и потребление этой самой водки. Вопреки существующим мифам, водка в СССР никогда не было дешёвым продуктом и в пересчёте на сегодняшние деньги, стоимость одной бутылки водки (легендарные советские 3 руб. 62 коп.) составляла 900 рублей! Сейчас уже можно сказать, что попытка антиалкогольной кампании, предпринятая первым и последним президентом СССР Михаилом Горбачевым, была мерой экономически рискованной, но назревшей и социально необходимой.

Алкоголь достиг консенсуса

7 июня 1992 года президент Борис Ельцин своим указом отменил монополию государства. Однако уже 11 июня 1993 года был издан указ президента о восстановлении государственной монополии на производство, хранение и оптовую продажу алкогольной продукции. Но до реального введения государственной монополии дело так и не дошло. Например, знакомые нам акцизные марки вновь появились только через год действия «монополии» в 1994 году. Девяностые, да и начало двухтысячных остались в памяти, как время бесконтрольного производства и торговли палёной водкой, нелегального импорта и криминальных разборок водочный мафии. Апофеозом власти пьяных денег можно считать участие водочного короля Брынцалова в президентских выборах 1996 года. Это внешнее. Внутренне же за последние три десятилетия сложилась достаточно уникальная в российской истории ситуация, когда доходы бюджета мало зависят от акцизов на алкоголь. Эпидемия внесла свои коррективы, но в доковидном 2019 году профицит консолидированного бюджета составил более 4 триллионов рублей, профицит только федерального бюджета — 3,7% от ВВП. На этом фоне даже внушительные миллиарды акцизных сборов на алкоголь выглядят скромными.

«В России за десять лет меняется все, а за двести лет — ничего», — эта фраза, ошибочно приписываемая Столыпину, как нельзя лучше описывает нынешнее состояние алкогольного рынка в России. Монополия как бы есть, но ее как бы и нет, частный бизнес как бы допущен, но не везде и на не всегда прозрачных условиях. Все, как при матушке Екатерине двести лет назад. О прямой госмонополии на рынке алкоголя, руководитель Росалкогольрегулирования Игорь Чуян говорил, что «реализация механизма монополии потребует от государства значительных финансовых ресурсов», а «результат совсем не очевиден». При этом сам бывший чиновник, который по долгу службы должен был блюсти государственный интерес в отрасли, владел крупнейшим производителем водки в России, был объявлен в международный розыск, заочно арестован, а сейчас дожидается экстрадиции в Россию.

Частно-государственное пьянство

Крупнейший производитель спирта в России «Росспиртпром» принадлежит федерации. Вместе с несколькими крупными производителями, которые принадлежат региональным властям, доля государства в производстве спирта существенно больше половины. Но частные спиртзаводы кое-где остаются и успешно работают. Производство водки (из государственного спирта) находится преимущественно в частных руках, однако очень многие производители исторически связаны с местными властями или имеют покровителей на федеральном уровне. Розничная же торговля спиртным остается делом частным. На рынке уживаются как крупные федеральные сети (например, Mercury Retail Group Limited, куда входят магазины под брендами «Красное и белое» и «Бристоль» третья по размеру компания розничной торговли в стране и по количеству магазинов, и по выручки), так и мелкие безымянные магазины у дома. Бутики элитных вин и напитков существуют параллельно с реальностью, когда до четверти рынка алкоголя остается в серой и откровенно черной зонах.

Очевидно, сложившаяся структура и правила игры на алкогольном рынке сегодня — результат сложного консенсуса, где учитываются интересы бюджета, элитных групп и остается место для частной инициативы. Следствие этого — исторически крайне низкая розничная цена на водку. Никогда раньше на среднюю зарплату в стране нельзя было купить так много бутылок. При этом потребление алкоголя в абсолютных числах сокращается много лет подряд. Доля водки в общем потреблении спиртного остается очень высокой, но устойчиво падает. Как будет осуществляться слияние государственного и частного капитала на бытовом уровне — посмотрим. Пока же ситуация кажется вполне стабильной. Правила игры понятны всем, от сидящего в черногорской тюрьме Чуяна до вольного, но страждущего похмелиться маргинала в оренбургской степи.