Для большинства ученых сотрудничество с Россией пока еще дело личного выбора
Отношение к знанию как к объективной и вневременной ценности для человечества — это продукт средиземноморской культуры, которая прорастала через церковные, потом через европейские университеты, и в итоге переродилась в элемент современной западной цивилизации. Она легла в основу этических установок всех научных институтов, начиная со свободы мысли и выбора направлений исследований в сотрудничестве исследователей и заканчивая выражением этой мысли на бумаге или в электронной форме — в том, что называется «публикационная активность». Это была западная ценность, которую мы аккумулировали и приняли, поскольку и российская наука развивалась в этой парадигме. То, что Запад столь категорично и в одночасье сам от нее отказался, для российского научного сообщества было неприятным сюрпризом и никакой политикой не оправдывается. Сейчас вспоминают про бойкоты немецких учёных после Первой и Второй мировых войн, но они были выборочные. Не было тогда такой демонстративной готовности западного научного сообщества напрочь порвать академические связи, которую мы наблюдаем сейчас.
Отказ QS от рейтингования российских вузов в рамках разворачивающийся кампании по закрытию российского научно-образовательного сообщества также стал неприятной неожиданностью. Позиция вуза в международных рейтингах — это, фактически, добавочная стоимость диплома. Выпадение из них приведет к снижению потока и, прежде всего, качества иностранных студентов. Ведущие вузы пострадают меньше: у МГУ репутация не просядет так уж сильно, однако и в топовых вузах у нас не французы с немцами учатся на «естественных» факультетах. Для тех же китайцев важно, чтобы вуз присутствовал в первой сотне, потому что учеба обходится достаточно дорого. Очевидно, что особенно сложно придется вузам гуманитарной направленности.
Пока не завершится активная фаза событий в Украине, сложно предсказать, насколько наши дипломы в будущем будут способны конвертироваться в возможности для продолжения учебы на Западе, с учетом текущего отношения зарубежных университетов к нашим студентам. Несмотря на печальную тенденцию, пока проблемы часто преувеличивают, например, кого-то выгнали из студенческой баскетбольной команды, а пишут, что всех российских студентов из вузов Чехии отчислили. В странах Восточной Европы отношение, конечно, ухудшилось, но, если отличник уже учится, например, на стипендию Марии Кюри, никто его не отчислит. Однако для тех, кто только собирается поехать учиться по программам обмена — будем реалистами, в ближайшие полгода шансы получить положительный ответ невелики. До окончания активной фазы катаклизма не очень разумно пытаться покидать страну ради учебы.
Открыто партнёрские договорённости с западными вузами, по крайней мере, большинством из них, полностью пока не разрываются. Подавать заявки можно, но это как с рецензируемыми научными журналами: на том конце цепочки находятся живые люди, они не берут вашу статью, объясняя это не политическими мотивами, а под предлогом того, что она плоха. Не мы сами, а DAAD и CNRS заблокировали сотрудничество по программам академической мобильности среди Европейских университетов. Для большинства западных ученых это пока еще остается вопросом личного выбора, поле для которого сужается. Какие-то ученые и бюрократы на западе в порядке личной инициативы бегут впереди паровоза партийной повестки, какие-то на это не реагируют, но они всё равно вынуждены подчиняться указаниям Министерства так же, как вынуждены подчиняться и мы. Европейская наука, она довольно бюрократическая. Поэтому и ориентировать куда-то студентов и аспирантов сейчас проблематично. Те, у кого за границей есть родственники, могут попробовать, но «на удачу» — будет сложно. Понятно, что есть дедлайны подачи заявок и где-то они горят, но скорее всего это будут впустую потраченные усилия, потому что договоренности окажутся заморожены либо резюме останутся без рассмотрения.
Главная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что мировое научное сообщество начало забывать, что содержание фундаментальных ученых — это определенного рода спасательный круг человеческого предназначения. То, что общество содержит нас, несмотря на то, что мы не даем мгновенной практической отдачи — это наша привилегия, за которую в такие моменты мы должны возвращать обществу свой долг. Прежде всего, тем, что соединяем разъединённое политическими катастрофами и ошибками, напоминая человеку о ценности разума, объективной ценности знания, о том, зачем человек существует и чем отличается от зверей. То, что эта установка отброшена — катастрофа для всего научного сообщества.
Система peer review, из которой российскую науку сейчас пытаются вытеснить, необходима. Эта общая для мирового научного сообщества система выкристаллизовалась не потому, что какое-то издательство захотело ее установить, она была продиктована самой эволюцией западной науки. Если вы посылаете свою работу людям, с которыми у вас нет конфликта интересов, это внешняя независимая оценка. Она важна, когда участники осознают свою ответственность перед тем, что есть знание, готовы очистить его и принести свой кирпичик в общий храм науки.
Зарубежные издания, если это не мусорные, покупные журналы, могли служить критерием объективной оценки, потому что это налаженная система слепого рецензирования, когда специалист оценивает вашу работу комплексно, а не просто «хорошо — плохо». Он рекомендует, что надо уточнить, доработать, пересмотреть, взглянуть с иной точки зрения. Это совместная работа, когда еще несколько человек берут на себя этот труд, это дискуссия, где в спорах рождается истина, доведение работы до определённого качественного уровня. И если статья проходит фильтр, значит, в ней есть смысл, ценность, и она важна для научного сообщества.
Отказ от международной системы оценки публикаций и попытка выстроить экспертизу внутри России означает возврат к советским стандартам. Дело не в том, что сам себя не похвалишь — никто не похвалит. В СССР спрашивали за результат. Можешь изучать свою физику, но бомбу атомную положи на стол. Можешь своими реакциями заниматься, это никому не интересно, но удобрения нам выложи, чтобы мы могли народ накормить. Склоняюсь к тому, что придется вернуться к этой системе, исходя из технологической блокады, в которой мы оказались.
Мы оказываемся в ситуации, когда фундаментальная наука должна идти в жесткой сцепке с прикладной. Есть, конечно, есть открытая дверь в Китай, но эта дверь открывается в одну сторону, оттуда реально передовые технологии не закупить. И, таким образом, академические ученые, скорее всего, будут обязаны выплатить долг обществу немедленно, чтобы оно их содержало. Показать, как они решают большие практические вопросы. так же, как тогда, когда отстраивали советскую экономику, советские заводы, химпром. Главная проблема здесь будет сопряжена с материально-технической составляющей исследований. Очень сложно будет закупать оборудование и реактивы, особенно ресурсоемких областей, таких, как биохимия, молекулярная и медицинская биология — обеспечение будет очень проблемно в ближайшие пару лет.
Очень жаль, что ученые и научная бюрократия поставили свою ответственность за происходящее в подчинение эмоциям, а не долгу перед будущими поколениями. Кто помнит, что за битва была в Сиракузах, каковы были ее политические причины, что за солдат убил Архимеда? Практически никто, кроме историков. А законы Архимеда дети учат в школе. Кто помнит, что за военные и политические события происходили, когда Менделеев работал над периодическим законом? Время прошло, закон остался.
Как бы ни развивались сейчас политические события, в ближайшее время от сплоченности российского научного сообщества и от его настойчивости в сохранении связей с сообществом мировым будет многое зависеть, прежде всего, чтобы знание, которое является достоянием всего человечества, было ему доступно и не пропало бесследно.