Тема возможных санкций против России продолжает нервировать рынок. Прошлый год завершался обсуждением перспектив отключения России от системы SWIFT, запретов на ввоз американских смартфонов и различной высокотехнологичной продукции, этот год — тоже начался с обсуждения новых санкций накануне переговоров России и США в Женеве.

Санкции против разных стран уже стали общим геополитическим фоном. Но на самом деле их количество неуклонно растет вот уже 65 лет. В 70-е вводилось в среднем 118 санкций в год, в 90-е — уже 279, а в 2010 — 482, согласно Global Sanctions Data Base (GSDB). Их взрывной рост повышает неопределенность для торговли, побуждая страны сокращать международную специализацию. Почему это происходит, задается вопросом в колонке на voxeu.org экономист Питер А. Г. ван Бергейк из Университета Эразма в Роттердаме.

Волна санкций 2010-х куда сильнее, чем предыдущая, поднявшаяся в начале 1990-е — рост их числа на 73% против 59%. Чем можно объяснить эти санкционные войны? 1990 год ознаменовался окончанием холодной войны и ускорением глобализации, что обусловило расширение применения экономических санкций. В частности, окончание конфликта сверхдержав позволило быстро ввести санкции против Ирака в ответ на его вторжение в Кувейт. А глобализация, стимулируемая крахом коммунизма, сделала прежде закрытые экономики уязвимыми перед санкционным оружием. На рубеже тысячелетия волна санкций начала спадать, но в 2010-х снова набрала силу. В 2017 г. стало намного больше новых — в первую очередь «умных» (т.е. финансовых и туристических) — санкций, из которых более половины были введены Соединенными Штатами, говорится в исследовании GSDB.

Геополитический контекст 2010-х годов ван Бергейк считает зеркальным отражением разрядки и перестройки, которые привели к разрушению Берлинской стены и Железного занавеса. Сейчас же «зарождается холодная торговая война — если не Новая холодная война» — соперничество США и Китая, санкции и контрсанкции, которыми обмениваются ЕС, США и Россия, «санкционные дела» Ирана и Северной Кореи. Наконец, глобальный финансовый кризис 2008–2009 гг. стал поворотным моментом глобализации, которая начала сужаться еще до торговых войн, начатых Дональдом Трампом, Brexit и торгового кризиса, вызванного пандемией COVID-19. Сейчас экономические санкции являются симптомом основной болезни — деглобализации, считает ван Бергейк.

Оценить эффективность санкций непросто. До середины 1960-х почти половина санкций были провальными, говорится в исследовании GSDB, и только 20-30% можно было назвать полностью успешными. Затем ситуация переменилась — успешных санкций становилось все больше, но после 1995 г. их доля начала снижаться. В то же время в последние годы неуспешным нельзя назвать почти ни один санкционный режим.

Почему же так увеличился «рынок» экономических санкций? Ван Бергейк объясняет это сочетанием факторов — снижением роли вооруженных конфликтов и растущей важностью стратегической торговой политики, сокращением сопутствующего ущерба от санкций для населения, развитием санкционных механизмов. Мир нуждается в решении глобальных проблем, например, экологических, что «требует усиления глобального управления общественными благами». Однако эти коллективные действия осложняются фрагментацией мировой экономики из-за деглобализации и вызовом, который Китай бросил гегемонии США. Так что мир может ждать все более широкое применение экономических санкций, которые превращаются в инструмент борьбы с глобальными проблемами.