Государство хочет, чтобы вложенные в университеты огромные средства, миллиарды рублей, давали экономический результат. Участники Конгресса молодых ученых, который проходит в Сочи под эгидой Минобрнауки, обсудили способы, во-первых, измерить этот результат, а во-вторых, повысить его.
Количество патентов, стартапов или внедренных в производство разработок легко исчисляется в цифрах, а влияние на рост человеческого капитала — с трудом, а именно это составляет «невидимую», но все более очевидную долю вклада вузов в экономику страны.
Но научное сообщество не оставляет надежд на дополнительные KPI.
Экономический эффект Митинского радиорынка
То, что поддается подсчету, уже подсчитано в разных странах. Gо оценке Frontier Economics общий вклад британского сектора высшего образования в экономику Англии составляет около 95 млрд фунтов стерлингов, а вклад в ВВП — 52 млрд. Активность в секторе поддерживает порядка 815 000 рабочих мест.
Но стартапы выпускников Массачусетского технологического института (MIT) принесли почти 2 трлн долларов, по данным Kaufman Report. Российские экономисты подобными расчетами занимаются редко. Тем больше внимания привлекла недавняя попытка Российской экономической школы разработать расширенную модель оценки экономической отдачи от вузов — на примере Сколтеха и по его же заказу.
Сто рублей из двух копеек
«Принято считать, сколько грантов или контрактов вы привлекли, это характеризует вас как компетентного исполнителя, — поясняет вице-президент по развитию Сколтеха Александр Сафонов. — Но этот грант или контракт тут же потратили. Мы фиксируем наши расходы, а чтобы считать экономический эффект, нужно смотреть на всю цепочку, на то, как мы присутствуем в регионе вместе с разными бизнесами».
В качестве примера Сафонов приводит процесс оснащения столицы электробусами. «Камаз» поставляет Москве эти электробусы. Huawei поставляет Камазу батареи. Сколтех продаёт Huawei технологии производства материалов, которые необходимы как основной компонент этих батарей. Понятно, что маржинальность на каждом этапе своя. Сколтех продаёт за 2 копейки, Huawei перепродаёт дальше «Камазу» уже за рубль, «Камаз» продаёт это Москве за 100 рублей. Мы получаем нашу долю. Сколько же нам достаётся? Немного. Если бы мы контролировали всю цепочку или если бы мы мерили экономический эффект, который мы создаём в нашей стране, на нашей земле в течение всей цепочки, это был характеризовало университет совсем с другой стороны».
По словам Александра Сафонова, разработанная вместе с РЭШ методология как раз позволит измерить эффект комплексно. Тестировать ее планируется на проекте по созданию платформы для серийного производства российских базовых станций пятого поколения.
«Честно сказать, там нет никаких инноваций, станцию 5G мы собрали из того, что можно купить на митинском радиорынке. Но мы делаем новую систему кодирования с использованием машинного обучения, её можно встраивать в нашу цепочку добавленной стоимости, и это принесёт пользу Сколтеху, потому что нам заплатят, это принесёт пользу МТС, который берет наши базовые станции, встраивает свое ядро, и оно там работает. МТС получит прибыль от конечных пользователей, и экономический эффект, который был создан с помощью платформы 5G, мерить интересно».
Вуз, а не сборище фриков
Если методика будет признана успешной, ее предложат Минобрнауки для распространения на всю страну. Для сотни вузов, вошедших в нацпроект «Университет 2030», это весьма актуально: и государство, и бизнес оказывают им особую поддержку, но, по словам замминистра Дмитрия Афанасьева, необходима единая методика оценки эффективности, поскольку инвесторы хотят понимать, что получат взамен.
Новая методика не учитывает опосредованный вклад военных и силовых вузов в экономику, отмечает и. о.ректора МИФИ Владимир Шевченко:
— В случае нашего университета — задачи готовить будущих хранителей ядерного щита нашей Родины с нас никто не снимал, и эта компонента у нас тоже присутствует.
Для подстраховки, чтобы выглядеть полновесным экономическим агентом, Шевченко рекомендует вузам, пользуясь фактором академической свободы, выделять пятую часть финансирования на работы и исследования, которые не признаны приоритетными, но потенциально способными «выстрелить», здесь главное, по его словам — не превратить вуз в «сборище фриков».
Повторить успех MIT, по мнению и. о. ректора, мешает дефицит «длинных денег» и отсутствие контрактов пожизненного найма. «Если университет хочет играть в долгую и с неким индустриальным партнером становиться совладельцем совместного бизнеса, он должен иметь ресурсы помимо интеллектуальной собственности, которую он в этот проект вложит. А у вузов их нет». Отсутствие эндаумента ограничивает возможность университета инвестировать, например, в проекты собственных сотрудников или оснащение лабораторий.
Нужен большой челлендж
Создание боевых команд внутри вуза и дальнейшая практика, когда сообщества выпускников университетов подключаются к глобальным вызовам — это хорошая возможность для того, чтобы поработать с фронтиром, считает вице-губернатор Санкт-Петербурга Владимир Княгинин. Он предложил учитывать в качестве дополнительного KPI социально-экономическую задачу, которую выполняют вузы, предоставляя способным детям социальный лифт, формируя горизонтальные связи.
«Мы в Питере запускаем проект, когда получаешь степень и набор микростепеней, чтобы выйти в пожизненное образование. Если университеты этого не сделают, то их заместят в этой функции частные корпорации. Надо собирать альянсы, у нас даже деньги есть. В этом году пытаемся выдать первые гранты на высокорискованные исследования, где нет задела, но есть почти сумасшедшая идея. Тяжело, потому что у нас нет экспертизы, её никто не ставил, нет понимания, где, в какой сфере произойдёт прорыв, и нет возможности гарантировать, что мы оплатим это надолго. Но у нас есть некоторые ощущения – вот то, что делают, например, сейчас химики в ИТМО совместно с биологами. Мы к ним цепляем тех, кто работают с ИИ, и понимаем, как взрывается эта тематика».
«Вклад университета в экономику не может базироваться только на количестве, качестве и капитализации стартапов, — подтверждает директор управления исследований и инноваций блока „Технологии“ Сбера и завкафедрой инженерной кибернетики, НИТУ „МИСиС“ Альберт Ефимов. — Конечно, не надо доводить до абсурда. Медики спасают нам жизни, но это не означает, что кроме медицинских университетов ничего поддерживать не надо».
На взгляд Ефимова, для успешной конкуренции на мировом уровне России не хватает стратегически больших целей, таких, каким был атомный проект или космическая гонка прошлого века: «Большие челленджи как раз создают новые отрасли, которые могут дать начало тем самым вкладам».
Есть надежда, что вузы, которые не сумеют подтвердить величину своего вклада в экономику, государство не перестанет поддерживать.
«Некоторое количество людей с тренированным интеллектом специальным образом надо содержать, отдавая себя отчет, что вы не понимаете, что они делают. Но когда, что называется, прилетит жареный петух или чёрный лебедь, вы их вырастить не успеете, если они не будут заранее заготовлены. Как произошло с атомным проектом, когда ученые, которые уже были, составили ядро лаборатории №2, впоследствии Курчатовского института. Если бы озаботились их подготовкой в 1945 году, то ничего не получилось бы. Не успели бы. И в этом смысле наука здесь является важнейшим фактором стратегическое национальной безопасности, именно университет даёт возможность приземлить институционально этих людей. Это некоторое пространство, которое живёт не по законам спроса и предложения, а по неким законам внерыночным, и оно в конечном счете может оказаться критически важным, когда придет пора».
Комментарий старшего научного сотрудника РАНХиГС Ивана Любимова:
Прямых способов измерить результаты научной деятельности попросту не существуют. В России и в мире пользуются косвенными результатами, которые отображаются в экспортных показателях: если страна заявляет о себе, как о крепкой научной державе, то она должна уметь экспортировать электронику, айти-услуги, атомную энергетику и так далее, то есть трансформировать свои научные результаты в конечные товары услуги.
Аналитики ВШЭ пытались определить экономический эффект по расходам на высшее образование. Но расходы на образование должны сначала конвертироваться в больший человеческий капитал, затем тот должен быть конвертирован в больший размер подушевого ВВП. В российских работах это не учитывается. Ведь на обеих этих ступенях в России происходит серьёзный сбой. Многие из тех, кто здесь получают образование, зачем эмигрируют и отдача внутри страны не происходит, происходит утечка человеческого капитала, бегство умов. В результате отдачу получают другие страны. И на этапе, когда происходит финансирование образования и попытка создать здесь человеческий капитал, тоже происходит разного рода неэффективное использование образовательных ресурсов – в силу того, что подготавливаются специалисты по устаревшим профессиям или плохо подготавливаются, в результате не происходит соразмерного накопления человеческого капитала. Те немногочисленные работы, где такие оценки всё таки проводятся, известны невысокой точностью и спорностью предпосылок.
А как же подсчет патентов? В России есть такая форма финансирования науки, как НИР-госзадание. Отличается он краткосрочностью. Это научный проект, который финансируется год, и в тот же год должны быть готовы все результаты этого проекта. В этот НИР-госзадание в качестве одного из KPI включено создание патента. То есть, если исследователь этот патент по результатам года не оформляет, считается, что он не всё выполнил из стандартного списка требований. Далеко не каждый НИР заканчивается какой-то значимым результатом, заслуживающим того, чтобы был создан патент, но абсолютно все, кто финансируется в соответствии с этим госзаданием, эти патенты создают. Человек пишет на компьютере банальный программный код и всё равно оформляет это в качестве патента. Ценность таких патентов нулевая, ими никто не пользуется, они не торгуются, они просто накапливаются в архиве. И количество патентов в России из-за этого требования увеличивается по экспоненте. Но использовать этот показатель как метрику научно-технического прогресса – бессмысленно.