Советский фильм «Чучело» с Кристиной Орбакайте и Юрием Никулиным в главных ролях — «образцовый» рассказ о школьной травле: к нему часто апеллируют психологи. Сегодня не обязательно говорить о травле (буллинге) на советском примере: можно самостоятельно снимать короткометражки, записывать интерактивные сериалы, создавать интернет-порталы, вести блоги — делать все, что помогает разобраться в проблемной ситуации детям, родителям и учителям.
О новых проектах рассказали на круглом столе «Школьная травля и поведение взрослых: две стороны одной медали», организованном по инициативе «Рыбаков фонда».
«Каким ты меня помнишь, когда я пришел в ваш класс?», — спрашивает Саша бывшего одноклассника. «Ну, входит такой, в черном костюмчике, белой рубашечке, мальчик-одуванчик прилизанный…».
Это фрагмент фильма «Я встретил тех, кто меня травил», где участники травли приглашают друг друга на разговор. Не для того, чтобы свести счеты, но чтобы понять, как видится ситуация спустя годы. Тот костюмчик в буквальном смысле оплевали. «Всем же смешно было», — недоумевает повзрослевший агрессор. «Выходит, не всем», — замечает в кадре Саша, он же Александр Мурашев, писатель и радиоведущий. Когда он слышит рядом хохот, он до сих пор считает, что это — в его адрес. «Поставили подножку — дай сдачи, — толкует собеседник. — У меня дочка растет, если с ней так начнут поступать, спрошу, а ты им сдачи дала? Не сможет, научу». Фильм сейчас в монтаже.
Свернули не туда
Инициативу в борьбе с буллингом все чаще проявляют те, кто сам пережил этот опыт. Преподаватель РАНХиГС Наталья Цымбаленко защищала 13-летнего сына от травли, которую школа отказывалась признавать, и нашла поддержку в Департаменте образования и науки Москвы, где ей помогли запустить портал «Вместе против буллинга». Здесь собраны статьи, памятки, инструкции для детей, родителей и педагогов, как дать отпор обидчику законными методами, где получить профессиональную помощь, что делать, если инициатором травли стал учитель, что делать учителю, когда травят его. «Есть тесты, помогающие понять, с конфликтом или травлей столкнулся ребенок, есть телефоны доверия, есть форма обратной связи, где можно описать проблему и получить поддержку», — перечисляет Цымбаленко. Она уже освоила TikTok, провела в нем прямой эфир со специалистами Московской службы психологической помощи населению.
Студия Lateral Summer скооперировалась с VK (бывшая Mail.ru Group) и 11 ноября, в День борьбы с кибербуллингом, выпустила интерактивный сериал «Ничего страшного», основанный на реальных историях жертв травли. Посмотреть его можно в соцсетях. В сериале возникают сюжетные развилки, и решение принимает сам зритель: развитие сценария прямо связано с действием или бездействием аудитории.
Кроме того, студия записала zoom-спектакль, где сюжет тоже развивается в зависимости от того, как голосовали зрители. «После завершения просмотра целый час в комментариях люди пытались докопаться, в какой момент они свернули не туда и почему в финале Даша, которую травили, приняла решение расстаться с жизнью, — вспоминает директор социальных проектов VK Александра Бабкина. — Задача как раз в том, чтобы человек понял, что от него что-то зависит».
«Буллинг прекращается со звонком, когда ребёнок возвращается домой, а кибербуллинг — бесконечное напряжение, потому что география травли распространяется на соцсети, и отследить ее гораздо сложнее», — говорит кризисный психолог Ангелина Лангинен. Она перевела сына в другую школу из-за того, что тот быстро научился нападать первым: агрессия породила агрессию. История о его проблемах в первой школе моментально долетела до второй через чаты. «Жертву исключают из общих групп, выкладывают в интернет фотожабы или фото с сексуальным подтекстом, сливают в sms-бомберы номера телефонов, причем анонимно», — перечисляет Лангинен. Вместе с фондом «Твоя территория» она начала обучать старшеклассников распознавать признаки травли и формировать в школах группы кризисного реагирования, своеобразные дружины, которые будут учить малышей обращаться за помощью и обозначать, что есть трудности.
По оценке Всемирной организациии здравоохранения, в России каждый день 6% школьников подвергаются травле сверстников.
По данным VK, 58% россиян сталкивались с агрессией в сети, и лишь 4% признаёт, что троллили других сами. 62% никогда ни за кого не заступались в интернете, 13% боятся заступаться из страха, что агрессия перекинется на них самих.
Подростки чаще взрослых пишут слова поддержки в личку. Как и в офлайне, в сети повод для травли может быть совершенно случайным, 29% агрессоров хотят срочно восстановить справедливость и только 5% из них впоследствии испытывают вину.
Тролль без причины
И в элитных, и в сельских школах травят без видимой причины: за проблемы со здоровьем, нищету или показной достаток, внешний вид. «Это лишь зацепки, — уверена репетитор по русскому языку и литературе Инга Иванова. -– Родители и педагоги часто говорят: исправь то, что не так в тебе, тогда тебя не будут травить. Но это неправда!»
Пятиклассник, приехавший из Таджикистана, подвергался травле потому что носил тюбетейку. Снимет он её или не снимет, ничего не изменится. Ты не можешь поменять цвет кожи, характер, культурную идентичность. Неприятие так или иначе идёт из семьи. Родители транслируют, что есть мы и есть все остальные, это редуцируется на школьные отношения». В семьях часто занимают позицию безразличия, советуют детям не заступаться за других, не лезть в чужой конфликт. Свидетели тоже находятся в стрессе, потому что осознают тяжесть ситуации, но ничего не могут предпринять.
Нередко сами учителя способствуют тому, что ученик в классе становится изгоем. »До 90% педагогов говорят: «Я не могу заставить детей полюбить Мишу», так этого и не надо. Бывает, что ребенок в классе не популярен, ему грустно, но он не рыдает каждый день. Другое дело, когда мы говорим при всех: давайте его отсадим, давайте его с собой не возьмём, давайте не будем двоечниками, как он. Это часто делает учитель, и это само по себе — травля», — сетует психолог, автор книги «Травля, со взрослыми согласовано» Светлана Моторина.
Реже, но встречаются обратные ситуации — когда класс начинает травить учителя. «Мы видели много примеров, когда учитель настолько не справляется с классом, а директор настолько не интересуется происходящим с учителем, что „обратная“ травля очень даже процветает, — отмечает президент благотворительной организации „Журавлик“ Ольга Журавская. — У травли негативный тип коммуникации, она не несёт рационального зерна. Если в классе скучно и учитель не умеет усложнять восприятие мира, уводить от черного и белого, то почему бы и не потравить? Дружить против кого-то весело, чётко понимать свою роль в классе детям тоже очень нравится».
Впрочем, дружба против учителя обычно имеет границы, поскольку учитель в силу своего статуса и возраста априори обладает властью над учениками.
«Власть - это возможность заставить другого человека делать то, что он не хочет, и в этом смысле взрослый может заставить ребёнка делать то, что он не хочет, а ребёнок заставить взрослого не может. Учитель может вызвать родителей, задать побольше домашних заданий, устроить контрольную. За учителем стоит институция в виде школы. Не бывает врождённого умения общаться в группе на равных, особенно если ребёнок рос в авторитарной семье или пришёл в авторитарную школу. Если он знает в своей жизни только один тип взаимоотношений - власти и подчинения, то оказавшись в коллективе, как он может вдруг начать выстраивать равные отношения с окружающими?»
«Опасность в том, что эта история не оставляет нас, когда мы выпускаемся из школы, за ней тянется шлейф боли, вины и стыда, печали, страха. Роли жертвы, агрессора или свидетеля часто закрепляются, и люди проецируют их на себя и других в вузе, на работе, в браке. Я проводила опрос студентов Вышки, достаточно благополучных, явно академических успешных, и не один из них мне не сказал «травля меня закалила, научила меня защищаться, этим было полезно переболеть».
По данным эксперта, лишь 10% детей рассказывают о случаях травли родителям.
Беспощадная толерантность
Когда жертвы буллинга оглядываются на школьные годы, они часто не понимают, почему молчали. О буллинге можно и нужно рассказывать, но как — чтобы не прослыть жалобщиком? В некоторых странах этот вопрос проработан на государственном уровне.
«Мы переехали в Лондон в марте, и мой сын точно знает, куда идти в ситуации конфликта: к учителям. В России это называется ябедничать, потому что мы травмированы грустным советским прошлым. А здесь, если дети не справляются с конфликтом, они идут за помощью к тем, кто им поможет разобраться, к взрослым. Это часть культурного кода. В Лондоне у метро, на остановках, в туалетных кабинках - социальная реклама: «Мы разные, но мы равные». Один мальчик другому грубо сказал по поводу его цвета кожи, и вся школа немедленно собралась на огромное собрание с разговором про это. Плюс у них каждую неделю встречи, на которых обсуждают отношения в классе и конфликтные ситуации».
«По всей стране проходит неделя антибуллинга, принят антибуллинговый закон, есть антибулинговая часть школьных уставов, есть государственные и негосударственные организации, которые этим занимаются, и при входе в каждую школу висит огромный плакат с номером телефона горячей линии, рассказывает Анастасия Изюмская. — Ещё 20 лет назад здесь было всё плохо, но как только начались программы профилактики, когда появился закон, ситуация поменялась. И Великобритания сейчас одна из стран с самым низким уровнем буллинга».
В скандинавских странах есть схожая практика.
«Там, когда пятилетние дети приходят в школу, 50% учебных часов тратится не на чтение, письмо и счёт, а на то, чтобы понимать, что такое насилие, видеть его – через геймификацию, сторителлинг, и либо на месте пресекать, либо идти сигнализировать. А наше общество понимает только два состояния: обороны или нападения. Серединный, цивилизованный подход нам пока не очень понятен, да и как, если «сверху» постоянно ждут, когда на нас нападут?»
Травля — это социально-исторический механизм погашения тех, кто высунулся, выделился, стал непохожим.
Есть блестящая работа антрополога Банникова, он исследовал антропологию дедовщины и показал, как травля становится механизмом усреднения, к ней прибегают, чтобы обеспечить управляемость коллектива. Если общество идёт по пути уничтожения разнообразия, в нем так или иначе будут практиковать самые разные виды травли, появление обиженных, оскорблённых, униженных и отверженных, вспомните Гюго.
Ничего не получится, кроме микрокосметических советов, если не будет создана установка толерантного поведения, освобождения от ситуации, когда торжество незначительности поддерживается санкциями в культуре, когда травля укореняется в языке после того, как мы называем жителей Московской области замкадышами. Если мы создадим конструктивные программы развития толерантного поведения, то поможем нашим детям вырасти так, чтобы они не теряли достоинства и понимали, что пока в стране будет действовать формула «незаменимых нет», травма останется с ними.
Время стать «значимым взрослым»
В ожидании больших перемен эксперты рекомендуют начать с себя. У подростка должен быть «значимый взрослый», — учитель, родитель, хоть сосед, которому можно доверять. Способ завоевать доверие ребенка прост: надо быть с ним на одной волне.
«Когда меня спрашивают про мой психологический возраст, я честно отвечаю: 13-14 лет, потому что основная категория, с которой я работаю, это пубертаты. Стараюсь поставить себя на их место. Когда появился инстаграм, я удивилась, мол, что это? Дети мне тут же завели аккаунт. Потом сфоткали меня, когда я из тренажёрного зала выходила в футболке с нелепой надписью, и выставили в сеть... Лидером там была некая Лёлька, у нее 1,5 тысяч подписчиков. Я ее обогнала, дети рты открыли, как? Да потому что я пишу и снимаю профессионально. Давайте этим займёмся!
Когда ребёнок смотрит через глазок фотоаппарата, он видит мир другим. Могу, например, устроить им пресс-конференцию с космонавтом, но возьму с собой тех, кто придумает самые интересные вопросы. Они залезут в интернет, закопаются в такую даль, о которой я даже не предполагала. Здорово укрепляет самооценку. "Я задал вопрос космонавту, я с ним сфотографировался, я чего-то стою, я молодец, и попробуйте после этого мне на спину плюнуть!"»
К «оптическим» аналогиям прибегает и вице-президент «Рыбаков фонда» Андрей Галиев:
«Если смотреть на всё, что происходит в обществе, через боль, сложно увидеть что-то кроме дикого проблемного поля, с которым практически ничего нельзя сделать. Словно мы в вековой колее, из которой не выбраться. Нужно менять оптику, объясняя нашим аудиториям предмет сегодняшнего разговора с разных точек зрения, чтобы любая тема, для которой мы дотягиваемся, содержала какой-то месседж, связанный с противодействием травли. Надо консолидировать усилия, действовать в унисон, тогда и с оптикой попроще будет, и до людей, принимающих решения, донести то, что происходит, станет легче».