Поступление новой статистики и уточнение, исходя из новых фактов и данных, макроэкономического прогноза привели к пересмотру оценки вероятности возникновения банковского кризиса — со средней на высокую, говорится в материалах Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). Под системным банковским кризисом ЦМАКП понимает ситуацию, при которой реализуется хотя бы одно из следующих условий:
♦️ доля проблемных активов банковской системы превышает 10%;
♦️ периодически возникает «банковская паника» или массово принудительно «замораживаются» клиентские средства;
♦️ проводится вынужденная реорганизация/национализация значительной (более 10%) части банков или масштабная (более 2% ВВП) рекапитализация банков государством и/или компаниями.
С двумя последними пунктами все вроде бы ясно. Паника произошла в конце февраля-начале марта — тогда россияне, по данным председателя ЦБ Эльвиры Набиуллиной, забрали из банков 2,4 трлн руб., а пиковый объем предоставленной банкам ликвидности достигал 10 трлн руб., но ЦБ с ней справился и деньги вернулись в банки. Власти обсуждали докапитализацию банков, но решили, что эта мера им не понадобится. «В целом банковская система удар пережила», — говорила Набиуллина. Власти пойдут скорее по пути регуляторных послаблений, чем вливаний, считает независимый банковский эксперт Ольга Ульянова, называя докапитализацию Газпромбанка на 50 млрд руб. «разовой акцией».
А вот с первым пунктом сложнее. Отказ ЦБ от публикации данных первичной отчетности банков затрудняет точную идентификацию момента наступления системного банковского кризиса, сетуют авторы обзора. Тем не менее, судя по косвенным данным, первый пункт — превышении долей проблемных активов уровня 10% совокупных активов банковской системы — во II квартале мог быть выполнен.
Регулятор сообщал лишь, что с 19 февраля по 31 июля банки реструктурировали кредитов на 9,5 трлн руб. — примерно 12% портфеля. Это пока меньше, чем в пандемию: тогда реструктурировали 16% портфеля, или 6,1 трлн руб. Сюда включены не только плохие кредиты, но и те, где менялись плавающая ставка или валюта. Любое изменение условий кредита — реструктуризация, поэтому судить о степени испорченности кредитного портфеля банков на основании этих цифр сложно. Ульянова говорит:
Предыдущий опыт показывает, что примерно половина реструктурированных кредитов переходит в разряд проблемных.
По ее оценке, проблемные кредиты могут составить до 10% портфеля. Главная неизвестная — ситуация с замороженными активами, добавляет Ульянова: судя по комментариям банкиров, это весьма масштабная проблема. Наверное, она будет решаться симметрично, предполагает эксперт: в России также заблокированы огромные активы резидентов «недружественных» стран.
В отсутствие точных данных «у нас нет уверенности в идентификации кризисного события, то мы будем отслеживать поведение опережающего индикатора возникновения системного банковского кризиса до тех пор, пока такие данные не появятся, либо не возникнут более явные признаки кризиса», пишут эксперты ЦМАКП.
Пороговое значение этого СОИ, преодоление которого означает сигнал о высокой вероятности возникновения кризиса, — 0,098. Пока до него далеко: во II квартале СОИ возникновения банковского кризиса вырос, но несущественно — с 0,05 до 0,056. Но затем эксперты ЦМАКП ждут быстрого роста своего индикатора: если исходить из базового прогноза макроэкономического сценария, «в III квартале рост СОИ заметно ускорится, а к концу года индикатор достигнет 0,103 (прежний прогноз 0,095) и, таким образом, преодолеет свой критический порог».
Это означает, что если банковская система еще не вошла в состояние кризиса, то до истечения 2023 г. она должна будет войти в него с высокой вероятностью (в рамках базового макроэкономического сценария).
Вот почему ЦМАКП ждет роста своего индикатора:
🔷 Экономический спад. Снижение ВВП будет ограничивать доходы заемщиков и клиентов банков. Если не произойдет быстрого «отскока», то снижающиеся доходы будут все сильнее ухудшать качество долга;
🔷 Рост безработицы, ожидаемый во втором полугодии. Розничным заемщикам будет труднее обслуживать долги, а у вкладчиков вырастет «нервозность».
🔷 Крепкий рубль. Это бьет по компаниям, конкурирующих с импортными товарами и экспортерам и «скажется на их способности формировать сбережения и обслуживать долг».
Именно этот фактор, согласно прогнозу ЦМАКП, внесет наиболее значимый вклад в повышение вероятности возникновения банковского кризиса.
Но есть и хорошие новости. Прежде один из индикаторов подавал сильный сигнал о том, что если банковский кризис все-таки возникнет, то он будет затяжным (продлится более года). Теперь этот сигнал, как ни странно, исчез, говорится в докладе.
Нас ожидает затяжной экономический кризис, реструктуризации будут расти, но говорить о банковском кризисе преждевременно, считает Ульянова. Хотя банки и не раскрывают отчетность, но от них в публичную плоскость поступают скорее позитивные сигналы, перечисляет она: «Сбер говорит, что не проводил крупных корпоративных реструктуризаций. „Тинькофф“ работает в одном из самых рискованных сегментов, но остался прибыльным». Доля проблемных активов сама по себе не показательна, важно их отношение к буферу капитала, а здесь запас есть. Многие банки по итогам года выйдут минимум в ноль, а кризис встретили с большим запасом капитала, который должен был быть распределен в виде дивидендов, но в связи с кризисом — не будет и останется в банках. «Есть проблемы, идет трансформация бизнеса, девалютизация, встали трансграничные переводы, но признаков кризиса в терминах потери больших объемов капитала я пока не вижу», — заключает Ульянова. Запросы в ЦБ и крупные банки остались без ответа.
Не только банки
Эксперты ЦМАКП также обмечают высокие или уже реализовавшиеся риски:
♦️ новой рецессии (усилился подаваемый системой раннего оповещения сигнал о возможности возникновения в российской экономике затяжной — длящейся более года — рецессии);
♦️ системного банковского кризиса (возможно, риск уже реализовался);
♦️ системные валютные риски (реализовался);
♦️ системные риски ликвидности — бегство вкладчиков (реализовался).
Предсказания сбываются не всегда — на то она и вероятность. Например, индикаторы ЦМАКП спрогнозировали финансовый кризис 2014–2015 годов, говорил руководитель направления анализа денежно-кредитной политики и банковского сектора ЦМАКП Олег Солнцев. А вот зафиксированная в конце 2020 года высокая вероятность системного банковского кризиса до ноября 2021 года не реализовалась, если не засчитывать катастрофу после начала «спецоперации» — такие события прогнозам неподвластны.
