В первую очередь «военная операция» (так требует называть Роскомнадзор) — невероятно трагичное событие для народов Украины и России, ущерб от которой невозможно оценить, глядя на размеры ВВП, но ее последствия может ощутить на себе вся мировая экономика, подчеркивает Джейсон Фурман, профессор Гарварда и экономический советник 44-го президента США Барака Обамы, в колонке для Project Syndicate.

В долгосрочной перспективе мир после «операции» России на Украине может стать все более разделенным на слабо связанные между собой экономические блоки геополитических союзников. России придется дрейфовать на Восток, все больше полагаюсь на связи с Китаем, а западные лидеры могут предпочесть не иметь торговых связей с автократиями да и вообще с государствами, которые придерживаются иного геополитического курса, предупреждает в обзорной статье о глобальных экономических последствиях войны редакция The Economist.

Минус одно слагаемое из игры с ненулевой суммой

По сравнению с шоком «операции» самой по себе значительная часть всемирных экономических последствий наступят значительно менее стремительно и будут менее заметны, пишет Джейсон Фурман, но правительствам по всему миру неизбежно придется с ними считаться. Они будут не такими существенными, как для российской экономики, которая будет все более изолированной, лишится инвестиций и торговых связей. И тем не менее крупнейшие экономики мира, вероятно, будут иметь дело с серьезными вызовами и рисками.

Во-первых, это инфляционные риски, которые только усилились после того, как военное противостояние России и Украины разогнало цены на углеводороды. Если повышенные темпы роста цен сохранятся на протяжении длительного периода времени, то инфляционные ожидания могут сорваться с якоря. Это означает сохранение высокой инфляции и все более сложные дилеммы для центральных банков, которые уже сейчас вынуждены выбирать между экономической активностью и ценовой стабильностью.

Кроме того, и США, и страны Европы, увидев, насколько серьезными могут быть угрозы международной безопасности, вероятно решат наращивать оборонные расходы, продолжает Фурман. Само по себе это не сокращает темпы роста ВВП, но оттягивает на себя ресурсы, которые могли бы пойти на потребительские расходы или инвестиции в образование, здравоохранение или инфраструктуру, тем самым негативно сказываясь на благосостоянии общества. Масштаб негативных экономических последствий зависит и от жесткости антироссийских санкций: чем они болезненнее для России, тем выше их цена для экономики страны, которая вводит ограничительные меры. Мировая экономика — это игра с ненулевой суммой, и изоляция России вычтет из общей суммы пусть небольшое, но ненулевое слагаемое.

Санкции не бесплатны

Страны Запада долгое время придерживались удобного представления о том, что они могут осуществлять влияние с минимальными издержками: после вторжения России в Украину эта идея впервые оказалась под большим вопросом, пишет Себастиан Маллаби, эксперт Council on Foreign Relations и колумнист Washington Post. Сейчас США и Евросоюз, надеясь остановить войну, делают ставку на санкции, но они имеют свою цену, уверен Маллаби: санкции требуют жертв, уверен он.

Россия в последние 8 лет фактически шла на жертвы, чтобы заранее обезопасить себя от разрушительного воздействия международных санкций. Падало качество жизни, люди сократили потребление импортных товаров, российские компании погасили долг перед иностранными кредиторами, государство, затягивая пояса, накапливало резервы. Но страны Запада никак не готовились к обострению отношений с Россией, считает Фурман, не шли на жертвы. Так, Европа не смогла снизить зависимость от российского газа, а напротив лишь нарастила ее, затем увеличив еще и поставки российского угля. США вводили умеренно жесткие санкции, которые никак не сказывались на российском внешнеполитическом курсе. Сейчас странам Запада необходимо решить, готовы ли они пересмотреть отношение к собственным экономическим потерям.

Неожиданные звенья в цепочках поставок

Потери возможны не только из-за санкций, но и из-за недостаточно надежных цепочек поставок, которые не учитывали геополитические риски: яркий пример — поставки инертного газа неона для производства полупроводников, обращает внимание колумнист Bloomberg, бывший обозреватель Barron’s по рынкам технологий Тэ Ким. По оценкам исследовательской компании TrendForce, которые он приводит в своей колонке, примерно 70% мирового экспорта неона приходится на Украину. Неон — побочный продукт сталелитейной промышленности на заводах старого образца, и после специальной очистки он может использоваться для производства современных чипов.

Еще до начала боевых действий аналитик Citi Research Питер Ли предупреждал, что любое обострение в Украине может оборвать поставки и остановить выпуск чипов во всем мире. Альтернативные поставщики неона есть далеко не у всех производителей, а имеющиеся на фабриках запасы неона обычно рассчитаны всего на 6–8 недель. Риски сбоя в поставках украинского неона возникли еще в 2014 году, но всемирная полупроводниковая индустрия не предприняла значимых усилий для диверсификации.

Схожие геополитические риски есть и во всемирной микрочиповой зависимости от Тайваня с его производителем TSMC, доминирующим на мировом рынке: с учетом возможного напряжения в отношениях с Китаем зависимость от тайваньского поставщика — вопрос национальной безопасности США, не раз предупреждало министерство торговли страны, но американский бизнес пока не особенно прислушался. Война в Украине — лишнее напоминание о необходимости более надежных цепочек поставок и подстраховки на случай нехватки базового сырья, заключает Ким.